Деревенька Струковка Троицко-Краснянского сельсовета Щигровского района 
Курской области, где я родился, расположена на левом пологом берегу речки под названием Красная (в 17 веке она называлась Красный Колодезь). То, что она называется Красной, из родившихся в последние сто лет на её берегах, пока знаю только я, в детстве её называли просто Речка. У меня с детства была страсть к изучению географических карт, которая не угасла до настоящего времени, и совсем недавно я откопал старинные карты Курского края, которые прояснили некоторые тёмные моменты в топонимике окрестностей моего детства. На тех картах наше село называлось Троицкое что на Красной, т.е. на Красной речке. Да и село до строительства церкви, наверное, называлось Красное, потому что окрестные жители называли нас красненскими. Но это только моё предположение. (Это предположение впоследствии подтвердилось).

Правда, улица, на которой я родился и жил, в наше время административно относится к деревне Сидоровка, хотя жили здесь преимущественно (а в первой половине 20 века только) Струковы. Улица прилегала к оврагу, спускавшемуся к речке и уходила в поле. А Струковкой называли десятка два домов на другой стороне оврага, где жили тоже преимущественно Струковы. С другой стороны нашей улицы был тоже небольшой овражек с остатками плотины в верхней части его. Ещё дальше был уже большой овраг, ограничивающий административное поселение Сидоровка. Вдоль этого оврага, который назывался Пустое, и расположилась собственно Сидоровка, как звали на нашей улице эту группу домишек, заселёнными наполовину Сидоровыми, наполовину Струковыми. За оврагом на склоне ближе к речке было единственное жилище "Муников". Мы иногда ходили купаться на пруд "под Муники", там же было полуденное стойбище общественного стада коров и женщины ходили на дойку тоже "под Муники". Я предполагал, что в давние времена за "Муниками" тоже была усадьба, потому что мы ещё ходили купаться "под Журавли", но возможно "Журавли" жили на другой стороне реки.

Между нашей улицей (она тоже имела своё название, которое я забыл, наверное, Шуруевка) и собственно Сидоровкой ближе к речке и вдоль неё расположилась улица под названием Драновка, где жили преимущественно Струковы. Встречались в нашем поселении и другие фамилии: Ежицкие, Чуриловы, Агибаловы, Шепелёвы — скорее всего, это пришлые в более позднее время. В давние времена между Сидоровкой и Драновкой находилась Троицкая церковь и кладбище при ней. В первой половине ХХ века церковь разрушили, а на этом месте устроили колхозный двор. Кладбище было заброшено и на моей памяти её территория была захламлена остатками машин и механизмов.

Пространство между нашей улицей и собственно Сидоровкой ближе к полю занимал огромный выгон (в детстве всё казалось большим: и выгон, и овраги, и деревья). По нижнему краю  выгона параллельно речке проходила основная дорога, соединяющая деревни нашего села и уходящая дальше, куда-то далеко. На краю выгона ближе к Сидоровке и полю расположены два прямоугольника кладбища: новое и старое. Старое с едва проступающими рвом и холмиками забытых могил без крестов и оградок (где-то там похоронена моя старшая сестра Юлия); новое с рвом от скотины, с асбоцементными столбами ворот, с мраморными могильными плитами, оградками из  уголков, а иногда и коваными, с разросшимися деревьями и тёмными пятнами свежих могил. Здесь похоронены мои родители, бабушка, её дети и внуки, жители нашего села, среди которых прошло моё детство. Когда новое кладбище только начинало заселяться, незанятая часть его зарастала травой и луговыми цветами по пояс. Скорее всего, в середине лета её выкашивали на сено — коров держали все. По диагонали к старому кладбищу выгон пересекала дорога в поля и дальше до Чурилова.

Выгон занимал доминирующее положение в нашем селении: начинался день с выгона скотины, а заканчивался понятием "под скотину", когда перед заходом солнца селяне собирались в определённом месте выгона, чтобы разобрать своих Маек и Милок. Выгон также использовался в качестве пастбища, поэтому трава по пояс там не вырастала, но в раннем детстве я помню ковыль по верхней границе его, ближе к полю.  На выгоне мы собирали летом сухие кизяки для печки. А весной на первых проталинах выгона мы играли в "билку" — разновидность лапты. У Владимира Солоухина эта игра отлично описана в его "Капля росы". Почитайте. Мой старший брат, ровесник В. Солоухина, первым обратил моё внимание на его прозу. То что видел и описывал В. Солоухин в своих повестях и рассказах, видели и ощущали мы в своей деревне. На нижней границе выгона, где-то посередине, расположились небольшое деревянное, обшитое досками, строение сельпо и здание побольше, вмещающее одновременно сельсовет, клуб и библиотеку. Я все думал , а где могла быть школа в дореволюционные времена? Ответ мне подсказал  мой односельчанин Тимохин Николай - когда сносили здание клуба/сельсовета, обнаружили старинный бутовый фундамент, размеры которого соответствовали указанным в описании старой школы. Южная сторона выгона упиралась в усадьбу моего деда "Салянина" Алексея Алексеевича. Усадьба в 2,5 гектара была окопана рвом и обсажена деревьями. При коллективизации (какое ёмкое слово!) дедову усадьбу разделили на четверых братьев по 50 соток, а оставшийся кусок остался заповедным — колхозное стадо туда не загонишь, слишком мал. В первой половине лета там росла трава по пояс, ромашки, кашка, колокольчики и земляника. Потом этот заповедник, любимый уголок всех "Саляниных", выкашивался. Родительский дом примыкал к выгону в его нижнем углу, так что выгон был каждый день перед моими глазами: то провожают в последний путь кого-то из сельчан, то проедет в поля комбайн или грузовик, то мужики идут косить в Винокурские верха, то Волниковские бабушки плетутся  в сельпо или сельсовет, то Адик проедет с возом сена. Это были будни выгона.

А ещё я часто наблюдал праздничный выгон, когда множество празднично одетого народа заполняли ну не весь выгон, конечно, но достаточную часть его. Деревня праздновала Пасху, Вербное воскресенье, 1 мая и Троицу — это летом. Троица в нашем селе престольный  праздник. Как празднуют престольные праздники в русских деревнях хорошо описано у Владимира Солоухина в его повести "Капля росы", а я попытаюсь вспомнить свои впечатления. Троица приходится когда на конец мая, а когда на середину июня — время цветения трав и яркой зелени деревьев. Праздник начинался в субботу: отец косил траву и ею застилался земляной пол в избе, к косякам дверей прикреплялись ветки берёзы. В полдень начинали подтягиваться гости с Курского поезда. Шли со станции Мелехино пешком, не стройными колоннами, а маленькими группами, а то и по одиночке. Гости — это, как правило, вырвавшиеся в города Курск и Щигры члены семей работающие или учившиеся там. К вечеру народ начинал кучковаться на краю выгона, обычно у "Казаковых": там были молодые девки, наверное приходили "Морокины" — известные гармонисты. На звуки гармони сходилась вся деревня вместе с гостями. Позднее всё это перемещалось в центр выгона, напротив клуба. Все эти гулянья: в престольные  ли праздники, в воскресные ли дни, с  большим кругом народа  и пляшущими внутри него — назывались УЛИЦЕЙ. УЛИЦА была местом общения молодёжи, но в престольные праздники она собирала всех: и молодых, и старых — молодые собирались здесь, чтобы себя показать, пожилые, чтобы на них посмотреть. А еще престольным праздником в нашем селе был зимний Никола. Выгон застроили: построили школу, новый клуб, колхозную контору, посадили парк, провели линии электропередач — подстанцию поставили посреди выгона. Жизнь менялась. Мы выросли, закончили Троицко-Красненскую семилетнюю школу, разбрелись учиться дальше: кто в Охочевку, кто в Щигры, кто в Курск, но каждый выходной мы стремились домой к родителям, к друзьям. В субботу мы собирались в старом клубе, где допоздна танцевали танго и фокстроты под пластинки, которые крутил нам молодой киномеханик и первый стиляга  на селе Коля Котельников. Ещё были гармонисты в селе: Алёшка Щедрин — замечательный гармонист, школьник, но пользовался огромным авторитетом среди сельчан. Девчата постарше уговаривали его прийти с гармошкой и тогда возникала УЛИЦА с плясками и частушками. Мы были уже испорченным поколением и принимали участие в этом как зрители. Потом появились телевизоры и деревня притихла. Но ещё долго можно было услышать гармошку на выгоне: то свадьба у Адикова сына с гармонистами "Морокиными"  и Савченковым, то Троицу отмечают. Потом провели асфальтовую дорогу от Охочевки до выгона. А в 2010 году, будучи в гостях у своих двоюродных сестёр на Драновке, я с изумлением узнал, что через наш выгон ходит маршрутка из Щигров в Курск. По этой новенькой дороге мы с сёстрами съездили в Коренную. Курская Коренная пустынь находится километрах в 20 на северо-восток от нашего села. Когда в детстве мы уходили в поля за выгоном, то на горизонте в той стороне, если напрячь зрение, виднелось белое пятно храма. Это были неизведанные дали и они тянули к себе. Перед последней поездкой в деревню я подготовил карты-километровки и взял слово с жены, что мы съездим в Коренную. Карты не понадобились, великолепная дорога привела нас прямо к воротам пустыни и полдня мы провели на территории восстановленной обители, любуясь храмами, европейскими газонами, мостиком через реку Тускарь. А белым пятнышком на горизонте оказалась великолепная церковь в селе  Долгое на высоком берегу реки Тускарь рядом с Коренной Пустынью.

Источником питьевой воды на нашей улице в то время был колодезь (колодец) вблизи реки. Вначале у колодца был деревянный сруб, потом поставили бетонное кольцо. Расстояние от нашего дома до колодца было 800 метров (по велосипедному счётчику). Каждый день я должен трижды сходить к колодцу и принести на коромыслах шесть вёдер воды. Вода сливалась в деревянную бочку в сенцах. Высаженные помидоры мать поливала по полкружки под корень. Зимой воду для скотины топили из снега. Колодец летом чистили: собирались жители всей улицы — углубляли источник и делали ремонт сруба, а на деньги выделенные из бюджета сельского совета устраивали праздничный стол. Потом в поле за Саляниновыми пробурили скважину в сорок метров и поставили водонапорную башню, установили водоразборные колонки. Лет пятнадцать назад в очередной приезд я ходил к колодцу поздороваться. Бетонного кольца уже не было, но родник не иссяк и от него в речку струился ручеёк, заросший осокой. В 2012 году на Троицу я посетил своё село и тоже сходил к колодцу. Нашёл я его с большим трудом: вся пойма реки заросла высокой болотной травой и ивами. Продираясь сквозь траву я наткнулся на источник. Источник обрамлён небольшим полуразрушенным бетонным кольцом, но струйки воды от него я не обнаружил. Колодец явно чистили — он мне показался глубоким. Вода такая же вкусная, как в детстве. Над колодцем шефствует Кристинин Фёдор Михайлович, который живёт в Москве, но каждое лето приезжает в родительский дом, поддерживает его и колодец в исправном виде. Спасибо Федя за твоё отношение к нашей памяти детства. Говорят в селе, что на Рождество источник был освящён.